Ноги, мои ноги

Штрих-пунктир: 1) 7 июля 1996 – я в Бен-Гурионе, 2) вечером того же дня пью на улице Анутрим в Иерусалиме за "удачную абсорбцию", 3) ночью помещаюсь на детской кроватке в доме на той же улице, 4) на совете 10 июля принимается решение, что пора бы уже выпить и покурить на природе, 5) утром 11 июля группа припухших лиц отправляется в дивное место Эйн-Фара (ущелье недалеко от Писгат-Зеэва), 6), 7), 8), 9), 10) 11), 12 июля меня принимает в свои объятья больница "Адасса Ар А-Цофим". Удачная абсорбция начинается.
Я не "поднимался в Израиль". Нет. Я позорно сбежал в Страну Обетованную от семейных неурядиц. И настроение в первые дни у меня было прескверное. Тоску глушил, как полагается.

Лёвка с Ленкой приняли меня, как родного. Печаль мою старались не замечать, окружили заботой, лаской и кучей народа. Трава дымилась, спиртное лилось.

Идея отправиться в Эйн-Фару принадлежала Лёвке. "Там эвкалипты в четыре обхвата, там речка горная, живность всякая и прочие радости", – говорил он.

Отправились. Спуск в ущелье на автомобиле в то время представлял собой отдельное приключение. Это сейчас дорогу слегка выровняли и по ней можно проехать даже на легковушке. Тогда мы проехали на ней там, где проехать было нельзя. И тут же взялись отмечать благополучный спуск. Полилось и задымилось.

Вскоре я обнаружил дивный уголок: водопадик образовал маленький бассейн, можно было, перевернувшись на спину, уцепиться пальцами за скалу, течение вытягивало тело, сверху грело солнышко, снизу ополаскивала родниковая вода. Рай.

Время от времени я выныривал, вливал, затягивался и нырял снова. Рай обретал все более отчетливые очертания. Смеркалось.

Постепенно была выработана оптимальная схема погружения. Я делал глоток и затяжку, возвращался в свой уголок. Снимал сандалии и прочее. Спускался по скале на несколько метров вниз и заныривал. Мне не надоедало, остальные обустраивали быт. Про меня забыли.

Это был дцатый подход. Я снял сандалии. Спустился со скалы. Изготовился к прыжку. И тут мой организм задал резонный вопрос: "Женя, а пописать перед нырком?" Пришлось сменить позу "буква Зю" на позу "буква i" и задуматься. Отлить у воды? Нехорошо. Тут так прозрачно. Отлить в сторонку! И я стал подниматься по скале.

Но выкуренное и выпитое окончательно ослабило члены, – первая попытка взобраться наверх оказалась неудачной. Вторая тоже. Может все же отлить у воды? Нет и нет! Я собрал волю в кулак и бросился на приступ. Получилось! Теперь оставалось найти сандалии, босиком по острой гальке как-то не очень. Нашел! Они стояли рядышком, на краю обрыва, как тапочки около тумбочки юного пионера. Я начал примеривать непослушные пятки к кожаным изделиям. И тут меня повело…

Я летел недолго. Примерно так: эээ, плюх! Однако мне даже успело показаться, что упал я вполне профессионально – на четыре точки, перекатился на бок и… потерял сознание.

Очнулся в раю. Рядом шуршит водопад. В небе мерещатся здоровенные звезды. Попытался встать. Облом. Не стою. Попытался позвать. Никто не откликается. Сколько я тут пролежал? Зову снова. Еще раз. Еще. Сознание уплывает. Говорили же: не мешай, мудила.

Меня кто-то перевернул, встряхнул, ущипнул. Смотрю – Лёвка. "Здорово, брат". "Ты тут чего?" "Лежу". "А чего голый?" "Купался". "А чего лежишь?" "Встать не могу". "А так?" "У, ё!" "Упал что ли?" "Кажись". "Сломал чего?" "Неее, это нееет, я и не так падал". "Тогда вставай". … "У, ё!"

Как мы выбрались наверх – фиг его знает. Лёвка перекладывал меня с камня на камень, выше и выше, потом я даже попробовал сам, потом больше не пробовал.

Меня уложили в палатку. До утра. Рядом сидела бдительная Люба с овчаркой и обводила стволом своего кольта вражеские берега. "Гы, мы с Мухтаром на границе". И снова провал.

Утро у парадного подъезда больницы "Адасса Ар А-Цофим". Меня забавляла вся эта суета. Типа "надо бы снимочек сделать, левая нога-то чернеет". Я стоял на своем: "И покруче падали, и не ломали ни хрена, поверь мне, как спортсмену, там просто ушиб, само рассосется, дай покурить и т.д."

Хирург посмотрел на ногу и сказал "угу", он еще много чего сказал, но я не понял. Потом посмотрел на вторую ногу и тоже зачем-то сказал "угу". "Издевается, блядь", – думаю, лежа на неуютной каталке. Потом куда-то отвезли, просветили, проявили, вернули злому хирургу. "Ого!" – жизнерадостно воскликнул тот и снова что-то защебетал по-ненашему, тыркая указательным пальцем в снимки.

Из кабинета хирурга Лёвка выкатывал меня, почему-то отчаянно прихрамывая на обе ноги, и бормоча "я, блин, тоже себе что-то ушиб". Снимки лежали у меня на брюхе. Вытянул один, глянул: есть таки трещинка. Рассосется. "Ты другой посмотри", – настоятельно посоветовал Лёвка. Посмотрел – ничего не понял. Это напоминало скелет лягушки, попавшей под танк. "Что это?" "Твоя левая".

К чести израильских хирургов надо сказать, что они умеют собирать из разрозненных костей, косточек и их обломков некую логичную конструкцию. Тут гвоздиком подопрут, там скобочкой. Похоже получается.

Утро после операции. Наркоз отошел. "Уууу, ёёё…" Жму на звонок, вбегает сестричка. "Слиха, бевакаша, – говорю, – коэв ли, эта, регель, блядь, дура!" Зовет братка. Вбегает русский браток. "Болит?" "У, ё!" Кричит чего-то. Вбегает сестричка со шприцем. Примеривается к ноге. Слышу дружелюбное: "Эх, не учили ее, дуру, колоть, как надо. Морфий… в мышцу…".

В тот же день меня поместили на блатную постельку у окна, выделили девицу шоколадного цвета для обмываний и прочего, познакомили с новым словом "алехон" и садистом-физиотерапевтом. А через пару дней вернули на улицу Анутрим.

Входя в скрипучие ворота нашего дома, я уцепился пальцами за перекладину, изобразил несколько гимнастических штуковин и заявил, что "иду на поправку". "Береги себя", – участливо сказал Лёва и протянул свежескрученный косяк. Абсорбция продолжалась…


Хостинг от uCoz