Это здесь дама в шляпке – это что-то значит. А тогда, в Москве, дама в шляпке – это значило ЧТО-ТО.
С первой минуты разговора я знал: ничего не получится. Простите меня, Люда.
Уже и не вспомню, кто ей порекомендовал обратиться именно ко мне. Все мои помыслы тогда были об одном: валить отсюда (из страны моего детства и юности, то есть) скорее – пока цел. А тут писательница из Бостона, с идеями.
Однако кому, как не мне, можно было в 95-м году подсунуть для издания книгу о Собчаке? Сначала она сваяла некий объемный текст про первого питерского мэра для Vanity Fair, но – поезд ушел, след простыл – и в шикарный журнал статья не пошла. Она дописала слов и решила издать книгу в России. Но к тому времени найти в Москве издателя на такую книгу… (Вот если бы она предложила книгу "Ося. Иосиф. Joseph", впрочем, тогда свои воспоминания о Бродском она публиковать не решалась – поэт был в добром здравии.)
Про Собчака мы забыли. Помню какую-то книжную квартиру в Москве. Яша Гордин скрипит половицами. Люда раскинулась в кресле. Разговоры о Бродском и ни о чем. Но я-то знаю, что сегодня у нее есть для меня "новая идея". Жду, когда перейдем к главной теме.
И тут она заговорила о дочери. И умница, и красавица. И в банке работает, и книги пишет. Детективы, каких свет не видывал. "Ну, и?" – вопрошаю с тоской. "Как?! Вы не понимаете? Это же золотое дно!" И вновь рассказы о талантах дочери, о том, что она обречена на успех, о том, до чего это правильно – стать ее первым русским издателем. И умница, и красавица…
Что-то это мне напоминало. Но что?.. Вот. Кажется…
- Простите, Люда, а не были ли Вы знакомы… когда жили в Питере… с Л.?
Одна секунда. Три секунды. Десять секунд. Шляпка сбилась. Она таращит глаза.
- Откуда Вы знаете Л.?!
- Так ли это важно?
- Важно!
- Я лучше знаком с ее дочерью…
- И?!
- И… когда Л. говорит о своей дочери…
- Ну?!
- У нее такие же глаза, как у Вас.
Она тут же опустила веки. Пауза. Потом хитро приоткрыла один глаз.
- Я у нее мужчину увела.
- У кого?
- У Л… Мы уже много лет живем счастливым браком… Но откуда Вы?..
Она поправила шляпку. Никогда не видел Л. в шляпке. Но эта шляпка смотрелась бы на ней, уж поверьте.
Потом, со словами "вот тут кое-что про Л.", она вручила мне свою книжку. Потом мы куда-то катились в такси. Она звала в Штаты, говорила про "Самовар", про Бродского, про Барышникова, про Довлатова, про иных – неведомых мне – заморских зверей. О дочери – больше ни слова. Шляпка сидела, как влитая.