Бухгалтер О. Она выдала мне мою первую зарплату молодого учёного. Стройная, близорукая – с тем немного рассеянным блядовитым взглядом, перед которым я никогда не мог устоять.
За второй зарплатой я пришёл с готовой фразой.
- Скажите, О., вы музыку любите?
Она потянулась и как бы лениво спросила:
- Хочешь меня куда-нибудь пригласить?
Не «куда», а именно «куда-нибудь». И уже – на ты.
Оставалось только задать следующий традиционный вопрос. И я задал его:
- Сегодня вечером ты свободна?
- Да. Зайди за мной после пяти.
Оставшиеся пару часов до пяти я убил на то, чтобы найти правильное мероприятие. Нашёл: домашний концерт Алика Мирзаяна, на Воровского – в ста шагах от моего дома. Очень правильное мероприятие.
Шесть часов. Мы на моих двадцати пяти метрах. Через час концерт. Она осматривается в холостяцких апартаментах.
- Вообще-то я авторскую песню не люблю.
- Ну…
- А где тут у тебя ванная?
Она возвращается. Мы долго целуемся. Падаем на диван…
Едва успеваем к началу концерта. С которого сбегаем после первого отделения. И уже неторопливо, деловито так, словно рассказывая – руками, губами, всем – о жизни до, без слов любим друг друга. Курим. И снова…
Где-то за полчаса до полуночи она встаёт, одевается.
- Может, останешься?
- Нет.
- Тебе было…
- Мне было хорошо.
- Я…
- Где тут поймать такси?
- За углом стоянка.
- До завтра.
Она не позволяла себя провожать. Она не позволяла в себя влюбляться. Она позволяла всё.
И я принял правила игры. Ни к чему не обязывающий секс. Никто никому ничего. Ни ревности, ни планов на будущее. Но как-то мы всегда совпадали: если у неё был свободный вечер, то он случался и у меня – и наоборот.
А где-то за полчаса до полуночи она вставала, одевалась и шла на стоянку такси. Иногда она разрешала мне пройтись с ней до угла и выкурить по пути сигарету.
Роман на службе? Никогда. Но это и не было романом.
Бухгалтер О. была на хорошем счету и занималась общественной работой. Её даже избрали в комитет комсомола нашего НИИ. Когда мой научный руководитель Игорёк Царьков за антисоветскую деятельность угодил в Лефортово, а я отказался от лестного предложения первого отдела – меня решили «приструнить по комсомольской линии».
О. проголосовала за строгий выговор с занесением. А к семи мы уже были на моём диване. Я мстил – она покорно принимала кару. Без слов. В обычное время она встала, оделась и ушла.
Она была очень практичной. Царьков, ещё до Лефортово, как-то назвал её «семафором». В критические дни О. надевала ярко красные брюки.
Мы не расставались. Просто я ушёл из института – в школу. А она осталась. На этом наши деловые отношения были прерваны. К тому же, я снова влюбился…
Кем я был для неё? – не знаю. Но она была моей идеальной любовницей.
Тут бы поставить точку. Но судьба подкинула ещё сюжет.
Лет через десять, когда моя семейная жизнь трещала по швам – я брёл по городу, придумывая себе приключение на вечер. Рядом остановился трамвай, и из него выпорхнула О.
Сказала, будто расстались вчера:
- Привет!
- Ты?.. Ты совсем не изменилась.
- Знаю.
- Ты куда-то спешишь?
- Нет.
- Погуляем?
Мы гуляли. Замёрзли. Взяли такси. Приехали ко мне – теперь на окраину. Съели весь шоколад в доме. Выпили пару бутылок крымского вина. Немного целовались. Я рассказывал ей свою жизнь, она мне – свою. Оказалось, что она умеет рассказывать.
А где-то за полчаса до полуночи она попросила посадить её на такси.