Когда в Москве стреляли танки

Эти дни в России не любят вспоминать. Да и установить точную дату, когда в 1993 году в Москве началось кровавое противостояние сторонников законодательной и исполнительной властей непросто. Не важно, за что гибли люди, важно, что люди гибли. Жители российской столицы стараются забыть пережитый тогда кошмар. И это им иногда удается.

Я - помню. Осенью 93-го для меня начался новый учебный год. Я работал учителем физики в московской средней школе №96, расположенной неподалеку от Белого Дома, на углу Малой Грузинской улицы и Большого Тишинского переулка.

За пару дней до начала событий вокруг Белого дома я шел к Белорусской из школы, где тогда преподавал. Около винного магазина бузят грязные мужики, обычное дело. Подхожу ближе. Как-то уж слишком громко бузят - мат-перемат, а вокруг женщины, дети. Еще ближе. Сейчас скажу им строгих слов. Особенно горячатся двое. Мне до них метров десять осталось. Вдруг один из них из кармана ватника достает пистолет, приставляет к голове (хм) оппонента и нажимает на курок. Я уже прыгнул на его руку, но не успеваю. Выстрел. "Оппонент" падает. Я наваливаюсь на стрелявшего, мы вместе грохаемся на асфальт. Пистолет валяется в стороне, я заворачиваю ему правую руку за спину, у самого руки трясутся (не случалось со мной никогда ничего подобного раньше). Голова начинает сильно кружиться. До меня как-то смутно доходит, что пистолет газовый. "Оппонент" издает какие-то звуки. Живой. Точно, газовый. "Проваливай, - говорит мне один из грязных мужиков, - сами разберемся"…

4 октября, в понедельник, на следующий день после начала бронетанковых маршей по улицам Москвы, у меня предполагался выходной. Но позвонила директор школы, Людмила Павловна Костяева, и попросила выйти на работу. На мой недоуменный вопрос: "Неужели, несмотря на стрельбу, в школе будут проходить занятия?" она усталым голосом педагога с многолетним стажем ответила: "Есть родители, которые погонят своих детей в школу. Этих детей надо будет переправить к родственникам, в более безопасные места". Я не до конца понимал, что происходит. Она понимала.

Перезвонил бывшим ученикам и "своим" старшеклассникам, попытался уснуть, а утром был в школе. Прогнозы директора оказались верными - к воротам школы унылой вереницей тянулись дети. Созванивались с их близкими, придумывали пути "эвакуации". Старшие помогали. Кого-то оставляли в школе и развлекали, как могли. Людмила Павловна появилась позже в компании… нескольких десятков подростков, которых она, по пути на работу, сумела собрать вокруг Белого Дома, в зоне обстрела - мальчишки не могли преодолеть любопытства. Наша школа была едва ли не единственной среди окрестных школ, в которой в те дни обошлось без похорон.

Нет, не так. Одна из девочек, закончившая за несколько лет до того школу, жила на Красной Пресне. Она вышла вечером 4-го октября на балкон покурить. Снайпер сработал на огонь.

Позже мой друг Володя Маринин, звукооператор питерского ТВ, описал мне чудовищную сцену, свидетелем которой он стал тогда. Их группа пряталась за стенами жилого дома в районе Красной Пресни, которая простреливалась насквозь. Рядом с ними крутился учитель какой-то подмосковной школы с двумя учениками, которых он, как выяснилось, привез для "участия в защите Белого Дома". В момент относительного затишья один из мальчишек рванулся через улицу, и был ранен снайпером. Второй с криком бросился спасать друга. Еще два выстрела, и все стихло. Съемочная группа старалась не смотреть на учителя…

Тот день, 4 октября, был самым тяжелым, в смысле потерь. Паника, охватившая жителей окрестных кварталов, не поддается описанию. Если утром горожане еще рисковали выходить на улицу, то после "пьяного" рейда БМП, давшего несколько залпов по окнам домов в Зоологическом переулке, охота к прогулкам отпала у всех. "Никто не хотел умирать". Но многими овладело какое-то дьявольское желание убивать. Один из бывших учеников примчался в школу и стал требовать вызвать его сестру, которая в это время успокаивала малышей. Он кричал: "Она уже совершеннолетняя! У нее есть паспорт! Руцкой выдает автоматы всем, у кого есть паспорт! Как вы можете сидеть здесь, когда там убивают?!" Он не хотел убивать, он хотел мстить тем, кого считал убийцами.

Дом любимой моей ученицы Л. находился напротив Белого дома, на улице Рочдельской. Их семья заблаговременно уехала на дачу. На их крыше солдаты установили снайперскую точку. Пулеметными (автоматными?) очередями со стороны Белого дома в квартире Л. были выбиты стекла. Ее отец приехал 5-го или 6-го октября домой, взглянуть на разрушения. Он заходил в дом с черного входа (так было короче). В подъезде лежали трупы. Их убрали только на следующий день. Кровь отмывали жильцы.

Дня через три Костяева вывесила в школьном холле плакат примерно следующего содержания:

ВНИМАНИЕ

Объявляется благодарность ..., ..., ..., пришедшим в школу во время обстрелов Белого дома и оказавшим помощь в эвакуации детей.

Объявляется выговор ..., ..., ..., не вышедшим в эти дни на работу.

Ах, Людмила Павловна.

Когда все закончилось, я долгое время не мог отделаться от ощущения нереальности мира, в котором живу. Спустя несколько дней я гулял с пятилетней дочкой по Новому Арбату. Магазины не работали, витрины были разбиты. Я обратил внимание на пулевые отверстия в витрине одного из вымерших ресторанов: стреляли из помещения, стреляли в никуда, просто стреляли.

Я поспешил прочь от этого места. Мне стало страшно. За себя и за дочь. Почему три аккуратные отверстия в витринном стекле испугали меня больше, чем десятки трупов, которые вывезли в начале октября из зоны боевых действий? Не знаю. Возможно, именно потому, что они были немыми свидетелями бессмысленности всей этой бойни.

Бессмысленности всего. Бессмысленности вообще.

Москвичи не любят вспоминать те дни. Они стараются забыть, как однажды были испуганными животными. Они пытаются постичь смысл. И это им иногда удается.


Хостинг от uCoz