Даже не знаю, с чего правильнее начать. Наверное, это рассказка про то, каким я был учителем. Даже не рессказка – отчет по прошествии лет.
Отчество у меня еще смешнее фамилии. Серафимович. Зато запоминается хорошо. Дети для краткости называли "Фимычем".
Похоже, что все это я уже рассказывал. Мама моя была учительницей. И мне такой судьбы не желала. Однако между наукой и революцией я выбрал "пропади оно все пропадом" и подался в учителя.
Фронт идеологический. Стать учителем в стране Советов мог только достойный. Я достоин не был. Но в московской школе №96 школьник по имени Шота Абхазава учинил бунт. А детей надо было "довести до выпускного экзамена по физике". Вот меня и взяли – в качестве "кризисного преподавателя дисциплины".
Как так вышло?
8 марта 1988 года был всенародный выходной. А 7 марта в школе был праздник. Дамы скучали. И Лев Константинович, памятуя, как я развлекал его батальон на заснеженной станции Столбовая, позвал меня "с гитарой".
Дамам понравилось.
И когда ученик выпускного класса Абхазава поднял соседей по партам на бой, Лев Константинович подсказал дамам, что есть такой "Женя с гитарой", который "мог бы…"
Ничего я не мог. И логика "он писал диссертацию про что-то там такое с радиацией, а потому может научить детей ядерной физике" (главный аргумент Льва Константиновича) лично меня не убеждала. Надо было за два месяца рассказать детям про эту самую ядерную физику и выставить им оценки. Это понятно. Но с чего начать, понятно не было.
Насколько я помню, то начал с того, что извинился и объяснил "детям": мол, никакой я не учитель, а репетитор, нанятый для сдачи экзамена. Извинился, что нет времени на всякие интересности, и в ближайшие месяцы нас ждет только совместная пахота.
Самым отвратительным в моей ситуации было то, что "дети" на многие мои вопросы отвечали примерно так: "Мы этого не проходили. Ваша предшественница была такая дура…" Не помню как, но как-то мы с ними договорились, что больше я этого слышать не хочу.
Почти восемь лет проработал. И пришел к выводу.
Школьная физика – это такой набор не всегда очевидных, но всегда ненужных знаний. В последние годы я пытался что-то изменить: прожженным гуманитариям – преподавать основы естествознания и травить рассказы про физику, а технарям – задачи из Гольдфарба, Савченко и Козела. Но это было потом, а первым моим ученикам досталась каша из бестолковых сведений, пережеванных для сдачи школьного экзамена.
О главном. Был ли я хорошим учителем?
Не знаю. Лев Константинович считал, что я "кладу слишком много мяса в фарш". Это правда. Я избыточно употреблял умных слов и комкал их в малопонятные фразы. Я делал свою работу интересной для себя, не задумываясь над тем, насколько съедобны ее плоды. Я был классным руководителем – и только три моих ученика поступили в технические ВУЗы, остальным "физика" не пригодилась. Зато многие стали учителями. Хорошими? Не знаю.
На одном выпускном вечере я сказал примерно так: "Гессе писал о двух типах учителей. Первые думают, что все знают и вколачивают эти знания в учеников. Вторые не знают ничего и только слушают учеников, а когда услышат – отпускают, потому что обучение окончилось. Я всегда хотел быть похожим на вторых, но моим ученикам не повезло, я так этому и не научился".