Мой друг Лева Брагинский очень любил выпить и женщин. Еще он любил себя и курить. Но дело не в этом. Перед тем, как подняться в Израиль, он решился на авантюру, к которой, признаться, склонил его я. Мы собрали моих великовозрастных деток (числом не менее двадцати) и потащили их на Ладогу, где должны были воссоединиться с группой французских школьников, ищущих в далекой России "экстремальных приключений".
Там было много историй. Остановимся на одной - любимой.
Как-то, изрядно подпив, Лева обнимал за плечи переводчицу М. (чье имя мы не называем, поскольку была она сестрой одного очень известного журналиста, ею и осталась по сей день). Означенная дама плакалась Леве, мол, дети свободной Европы ее достали, требуют всякого немыслимого.
- Чего же? - с пониманием вопросил Лева.
- Говорят, ёх, что им не хватает интеллектуальной нагрузки.
- Чего? - недопонял на сей раз Лева.
- Нагрузки интеллектуальной, - ревела в голос М.
- Сделаем! - с готовностью сказал Лева (замечу, что был он математиком школьным и большим любителем всяких головоломок).
Утром М. Подвела к палатке, в которой дрых Лева, двух сестер-близнецов по фамилии Зильберман (весьма распространенная фамилия на северо-востоке Франции). Она сорвала травинку и пощекотала Левину пятку. Когда ему удалось продрать глаза, то взору его предстали две, нет три, аппетитные девахи, которые без умолку тараторили по-французски.
- Чего это вы? - спросил Лева.
- Задачку хотим! - заявили те.
- Хм, математическую? - поинтересовался Лева.
- Вот именно! - был ему ответ.
- Тогда слушайте…
И Лева задал им задачку, некогда заданную ему самому его школьным учителем математики (ныне депутатом и журналистом, тьфу) и входившую, по заверению Левы, во внеконкурсный перечень задач, рекомендованных для международных математических олимпиад.
"Дано: один здоровый мужчина, два презерватива и три пораженных нехорошей болезнью женщины. Как ему удовлетворить их всех, не заразившись самому и не заразив ни одну из них той болезнью, которой каждая из них еще не страдает?"
М. усердно перевела. Сестры Зильберман зарделись, шепнули ей что-то на ухо. После чего неожиданно для Левы все трое ретировались. "Слабо им", - восторжествовал Лева и снова завалился спать. До завтрака оставалось еще полчаса.
Я в ту пору был жилистым мужиком, мучившим себя и детей всякими восточными гимнастиками. Поэтому, пока Лева спал, мы - ни свет, ни заря - мчались на берег фиорда, где усердно били друг друга конечностями по различным частям тел.
По окончании экзекуции я отправлял дежурных колдовать завтрак, а сам забирался на скалу, откуда взирал минут десять на черные воды Ладожского озера. Мысли мои бродили далеко. Потом, ощутив просыпающийся аппетит, возвращался по тропе в лагерь.
Идя по тропе, я увидел трех девах - М. и двух сестер Зильберман - двигающихся мне навстречу. Вскинув руки в приветственном "хау", я заспешил к ним.
И тут вдруг троица развалилась. Сестры брызнули в разные стороны, оставив на тропе одинокую М. Их поведение настолько меня удивило, что, приблизившись к М., я потребовал объяснений. Учитель не любит, когда дети (хрен с ним, что французские) не говорят ему "ни здрасьте, ни досвиданья".
- Ну, и как это понимать? - таков был мой первый вопрос.
- Испугались они…
- Меня испугались?
- Угу…
И М. рассказала мне про Леву, про задачку и про то, что папа и мама велели близнецам держаться подальше от грязных русских мужиков, которые, сами знаете что…
- Но я-то здесь причем?
- Понимаешь, Женя, - пролепетала М. - Когда мы ушли, они меня спросили: кто этот русский, который спрашивал про презервативы? Я им ответила: это - Лева, он - математик-теоретик…
- Ну?!
- А когда мы увидели тебя, я сказала: это - Женя… он… физик-практик.