Свобода расстегнутой ширинки

Перестройка застала меня дома. Не то, чтобы меня не волновало происходящее на улице. Волновало. Но домашние запахи мне всегда были слаще, чем любые прочие. А возможность задернуть шторы ценилась мною превыше дарованной свободы.

Однако покидал свои пределы я не только ради рабочих будней и дружеских потех. Кто-то из моих американских друзей попросил меня покупать новую советскую прессу - "МН" и "Огоньки" - с целью последующей пересылки за океан.

Так в моей жизни снова появился газетный киоск. Мы были знакомы с ним по 60-м, когда я покупал для дедушки волшебно пахнущие "типокраской" номера "Известий" и "Звезды". То были мои первые покупки. Мне выдавался "пятачок" - я вставал на цыпочки - потом сворачивал газеты трубочкой, смотрел на Церковь Вознесения и несся домой, к завтраку.

Теперь мне тоже приходилось вставать ни свет ни заря. Киоск открывался в шесть, но уже за полчаса до открытия жители улицы Герцена и окрестных бульваров выстраивались в длинный хвост, опасаясь, что, на сей раз, они останутся без свидетельств демократических завоеваний. Вставал и я.

Итак: пять утра, лето 87-го, я выхожу из Столового переулка на улицу Герцена и топаю к киоску. Уже светло, еще свежо, карканье ворон конкурирует с шуршаньем редких шин. Жмурюсь, не тороплюсь.

И тут что-то вторгается в картинку. Что-то чуждое, ненужное, мешающее краски, звуки и запахи. Приоткрываю глаз. Вижу: мужичонка, пьяненький, добродушный, неопасный. Но что-то в нем не так. Просыпаюсь окончательно.

Приближающийся ко мне субъект идет по проезжей части с расстегнутой ширинкой и поливает сонную мостовую мутной струёй. Он говорит мне с улыбкой: "Доброе утро, сосед". Я говорю ему: "Утро доброе". Мы расходимся. Я покупаю "МН", сворачиваю газету трубочкой и смотрю на облезлый купол Церкви Вознесения - символ дарованной нам свободы.


Хостинг от uCoz