Грибники

- В Черусти ехать надо, - сказал солидный Иванов.
- Черусти - хорошее место, - авторитетно согласился Брагинский.
- В Черусти, так - в Черусти, - чтобы поддержать разговор, махнул рукой я.

- Ночью ехать надо, - сказал Иванов, как отрезал.
- Ясное дело, ночью, - подтвердил Брагинский.

На этот раз я промолчал.

Последняя, "шатурская" электричка на Черусти отходила в 23:50. В 23:49 к третьей платформе Казанского вокзала бежали три бородатых мужика. В руках у них были трёхвёдерные корзины, за спинами болтались рюкзаки со всякой звонкой всячиной. Мужики были потные, но трезвые.

Мужики успели. Двери осторожно закрылись. Мужики выпили за успех предприятия: по первой - в тамбуре, по второй - в проходе, по третьей - в уюте.

В Черустях мужиков не выносили. Они шли самостоятельно. Но с сомнением выбирали путь.

Мужики ввалились в помещение местного вокзала. Из тёмных углов на них нехорошо зыркали конкуренты. Мужики выпили по последней и притворились спящими.

Мы были умными, а потому первыми. Нацепив налобные фонари, трое бородатых мужиков выскользнули в ночь, когда до рассвета оставалось еще час-полтора. Надо было преодолеть несколько километров полей и подлеска. Иногда нам казалось, что кто-то за нами крадётся, и тогда мы ускоряли шаг.

Светало. Звенела роса. Мятый мох с каким-то садистским наслаждением выпускал нам в ноздри грибные пары. Мы устремились на поиски. Тут уж не до шуток. Тут уж каждый сам за себя. "Ау! Лёша! Лёва! Где вы?" "Не ори, блядь", - слышно добродушное двухголосье. Собрались. Выпили. Продолжили путь.

Первым нас встретил красный мухомор. Огромный, непоколебимый, в дурацкой клоунской шляпе и шотландской юбке. "Сейчас белые пойдут", - глядя красному в глаза, сказал Иванов. Не моргая выслушав классовую угрозу нетрезвого Иванова, мухомор ядовито - как в воду - глядел нам вслед.

Мы двинулись дальше, презрительно перешагивая через редкие сыроежки. "Крупные белые не бери, - наставлял меня Брагинский, - не больше пальца. Ну, и те, которые совсем чистые". "А подосиновики можно?" "Ты как хочешь. Я беру только белые".

Солнце забиралось всё выше. Сильнее запаха белых был только запах перегара. Но белых не было.

Мы резко сменили направление атаки. Без толку. Мы забрались в болото. С тем же результатом. Мы ушли из соснового леса в березняк. Ничего - кроме редких сыроежек. Мы сели и выпили.

Иванов был печален. Брагинский гневен. Мы разлили ещё по одной. После чего Лёша и Лёва, завернувшись в полиэтилен, уснули. Коварный мох окуривал их грибными парами. Во сне мужики иногда вскрикивали. То были счастливые вскрики.

Мне же не спалось. Знающие меня люди подтвердят: я - когда выпью - должен перед сном победокурить. И придумал я такую шалость: спрячу-ка я оставшийся алкоголь, мужики проснутся - похмелиться захотят, тут я рядом сплю взлохмаченный и мрачный, они подумают, что я всю водку выпил. Огорчатся, конечно, зато проникнутся уважением. А уж когда я им водку предъявлю, они и вовсе обрадуются.

Короче, двинул я в кусты.

И только собрался свои три поллитры прикапывать, глядь: что-то жёлтое желтеется. Причём очень странно желтеется, если присмотреться. Вся земля вокруг - метров на… (не совру) - жёлтая от лисичек. Таких крупных, жилистых, замысловатых форм.

"Лисички - гриб тоже достойный", - наставлял меня Брагинский. Не осрамлюсь, значит. Часа за три я это поле скосил - и в три корзины втиснул. Сверху три поллитры водрузил. Утомился от трудов праведных, завернулся в полиэтилен и уснул. Во сне я стонал, мне снились жёлтые уроды.

Проснулся я оттого, что кто-то на меня смотрел в четыре глаза. "Сгинь, жёлтый урод!" - вскрикнул я и окончательно проснулся. Мужики протягивали мне кружку с прозрачной жидкостью. Я выпил. Иванов хмуро отвернулся.

Брагинский как-то отчаянно посмотрел мне в глаза, как будто впервые заметил во мне что-то, что-то такое… И сказал:

- И теперь нам всё это тащить?

…

Когда позже я рассказывал эту байку кому-нибудь в присутствии Брагинского, он всегда рассеянно улыбался и не пытался внести никаких дополнений. Это было настолько необычно, что слушатель сразу понимал: Финкель, как обычно, заливает. Повисала душная тишина.

- Молчание - знак согласия… выпить, - говорил Брагинский.


Хостинг от uCoz