-
Роман с каштанами
Ее привел в наш театр режиссер.
Она все время хитро улыбалась
и делала на память фотоснимки,
и тонкий источала аромат,
комедиантам головы кружа.
Вновь, как на грех, она звалась Еленой.
И мне она не раз потом приснилась.
Настал черед сердечным потрясеньям:
звонок, снимаю трубку.
- Это я.
Меня должны бы помнить вы наверно.
Была я в вашем театре. И снимала.
Там есть и вы на этих фотоснимках.
Взглянуть хотите?
- Я? Конечно, но…
- Тогда я назначаю вам свиданье.
Мы встретились на станции метро,
на севере Москвы. Я был растерян
и окрылен. Она вручила снимки.
На них я представал таким героем,
таким артистом с рожей в красном гриме.
Купили сигарет, бутылку хмеля,
трески на завтрак. И почти без слов
забрались на диван. Потом под утро
она спросила:
- Что же будет завтра?
Подкрался понедельник. Я сказал,
что не хочу трески. Мы провалялись
в постели до полудня. На работу
я позвонил лишь к вечеру, промямлил,
что заболел. И в ту же ночь мы взяли
билеты в Феодосию. Ах, август
в палящем Коктебеле. "Берендеи",
Лабасик вечно пьяный, Танька с Вовкой,
и мы на скрипом памятной тахте.
Я был артистом, я бренчал на струнах,
снимался в фильме "Фавн на диком пляже",
кричал с обрыва с пафосом "О, сколько
их сорвалось в эту бездну,
разверстую вдали!"…
Прошла неделя.
И мы вернулись в мокрую Москву.
На двадцать пять моих квадратных метров.
Любовный хруст терзал в ночах соседей,
как никогда. Прошла еще неделя.
Потом она пропала.
Но в субботу
проснулся я от шепота "Любимый.
Пора вставать. Я страшно голодна".
Схватил ее за плечи. "Нет, сначала,
давай скорее завтракать". Я тут же
ныряю в холодильник. Вижу хладный
синюшный труп какой-то мерзкой птицы.
И больше ничего. В кармане - трешка.
Отправился в ближайший магазин.
Купил там килограмма два бананов
и риса на гарнир. Иду обратно.
Смотрю как на Суворовском бульваре
какой-то мальчик с ангельским лицом
каштаны собирает. Тут я вспомнил,
что видел как-то в кулинарной книге
рецепт храмцузский: в жареных каштанах
распластан был цыпленок табака.
Я мальчику отдал кило бананов.
Он мне - ежей колючих и зеленых.
Елене я сказал, что буду в кухне
над блюдом колдовать. Она смиренно
уткнулась в книгу. Я же взял кастрюлю
конструкции семейной, с "покрывалом"
и камнем для нагрева. Разморозил
слепую птицу. Смазал солью-перцем.
Набил ее каштанами. Поставил
на медленный огонь, чтоб было ах как.
И в комнату вернулся для любви.
Нескоро оторвавшись друг от друга,
мы обоняли столь волшебный запах,
что в мире его не было прекрасней.
Торжественно, под звон ножей и вилок,
принес я блюдо с кухни. И на стол,
среди кило оставшихся бананов,
с волненьем водрузил…
О, горечь мира!
От курицы мы съели только попку.
Постскриптум. Так я признан был негодным
к семейной жизни. Что ж, увы и ах,
прошляпил счастье. Нежная Елена
вернулась во Владимир. И я вскоре
узнал, что она вышла за попа.
Спасибо, Боже, - не за кулинара.
Хостинг от uCoz