Однажды я нарисовал дядю, который пришел к маме. Он сказал, что "совсем непохоже". Мама сказала: "Тут ты - просто красавец". Дядю я больше не видел. Картинку забрала мама.
Тогда я нарисовал вторую картинку. С тем же дядей. И показал ее папе. Папа сказал: "Ну и урод", что окончательно убедило меня в неспособности добиться на бумаге портретного сходства с оригиналом.
С тех пор я рисовал машинки, фантастических чудовищ и героев мультфильмов. Взрослые не возражали.
…
Летом 84-го года я тяжело дышал после забега от железнодорожной станции Починки до КПП на входе в военную часть Z. Студенты керосинового института кривой гармонью-четырехрядкой выстроились около ворот. Вдоль строя прохаживался усатый майор. "Ну, и кто тут, бля, художник?!" - вопрошал он, вглядываясь в потные физиономии пополнения. Студенты смущенно молчали, подозревая в вопросе майора подвох. Отдельные старослужащие глумливо ухмылялись.
В этот момент я получил тяжелый удар пяткой в спину и, под дружный хохот будущих сослуживцев, сделал раз-два-три-четыре-пять шагов из строя. Улыбка майора становилась всё шире и шире: " Ты-ы-ы - художник", - радушно резюмировал он. "Бери вещи и за мной. Остальные: на месте - шагом - марш… Придет замполит, он скажет - что дальше".
Дальше для всех началась служба - портянки, противогазы, полигоны, построения, приказы и прочее. Я же был введен твердой рукой зампотеха (заместителя командира полка по технической части) в художественную мастерскую при штабе и получил в свое распоряжение двух бойцов, которые грунтовали холсты и ждали поручений. Моей первой задачей стало создание полотна "Карта смазки машины ЗИЛ-130". Работа была завершена за три дня: я заставил бойцов сделать черно-белый грунт (траурной фактуры), по центру поместил саму машинку, а в черных квадратиках выцарапал отдельные узлы. Это решение до того потрясло весь командный состав, что я немедленно получил повышение и перешел в ведение замполита.
Там была задача посложнее - политического, так сказать, характера. А именно: я должен был оформить строевой плац, поскольку щиты времен последней Смоленской битвы успели загнуться и облупиться. Щитов было 13. Мои бойцы нарезали условно ровных железяк, загрунтовали их и покрыли серебряной краской, торжественно выданной зампотылом. Замполит вручил мне "Устав строевой службы", ткнул в него соответствующее количество раз "тут, тут, … и тут", уходя сообщил "у тебя есть две недели" и почему-то взглянул на часы.
Про свою природную неспособность изобразить человекоподобное существо я сообщить ему не решился…
Вспомнив, что у каждого Оси должен быть свой Киса, я вытребовал себе помощника. Им стал Савелий Кричевский, человек приятный в общении, человек с ювелирным почерком, но, как выяснилось, не портретист, нет.
Мы начали с 13-го щита. На нем 12 маленьких человечков, смутно напоминавших Савелию комроты, размахивали ручонками, указывая транспортным средствам направление на. Сходство усиливалось пририсованными к каждой рожице очёчками.
Потом с помощью проектора (о, технический прогресс!) мы изобразили 12 марширующих фигур. Несколько дней ушли на художественную раскраску, складочки, тени, аксессуары. Но рожи оставались нетронутыми.
Я запаниковал. По ночам мне снились безликие сержанты, которые умоляли меня: будь милостив.
За два дня до часа икс (теперь и я посматривал на часы) мы с Савелием собрались на совещание: вспоминали пионеров-героев, прославленных военачальников, всех загубленных оловянных солдатиков, "Двенадцать" Блока. Но образы оставались туманными.
И тут Савелий изрёк: "Двенадцать?! Двенадцать апостолов!" Еще несколько часов занял сбор обрывочных воспоминаний из всех недочитанных Евангелий, после чего я взялся за работу. За спиной сопел курсант Кричевский. А чё? Ему нравилось…
…
Ровно по прошествии двух недель в помещение вошел замполит в сопровождении зампотеха, зампотылу и самого комполка. Вдоль стены стояли 13 щитов, прикрытых по торжественному случаю красными полотнищами. Презентация начиналась.
Я шел вдоль этого строя и дрожащей рукой сдирал покровы. "Ы-ы-ы", - восхищенно мычали офицеры.
И, наконец, последняя тряпка полетела на пол. "Пиздец", - услышал я и смущенно потупил взгляд.
"Скажите мне, курсант Финкель - растерянно протянул замполит, - а в какой армии служат ваши бойцы?" "В советской?" - прозвучал неуверенный ответ. "А почему же все они…" - продолжал допрос замполит. "А почему же все они, - неожиданно перебил его комполка, известный своей образованностью, - страдают базедовой болезнью?!"
Я поднял глаза. С щитов на меня выпученно взирали иконописные лики многострадальных сержантов. Круги под глазами удались мне особенно убедительно.
…
Я уже жил в Израиле. Как-то мне довелось встретить юношу, служившего в той же части много лет спустя. Он поведал мне, что щиты мои стоят и являются единственным чудом света в забытых людьми и Богом Починках. Только кто-то уверенной рукой пририсовал им ярко-алые рты, изогнувшиеся в оптимистичной улыбке, столь свойственной бойцам советской армии.